— Дайте им взобраться! — проревел Кулух.

Как только на одной из лестниц оказалось пять человек, он швырнул вниз огромный валун. Франки завопили, хватаясь за перекладины рушившейся лестницы. Когда Кулух поднял над головой второй валун, о его шлем звякнула стрела. И в ту же секунду стрелы засвистели над нашими головами, зазвенели о каменные стены метательные дротики. Франки волнами бились у подножия стены, накатывались и снова отступали. Мы швыряли камни, лили горячую воду. Каван втащил вверх одну из лестниц. Мы тут же разломали ее и закидали обломками карабкающихся наверх франков. Четверо наших женщин, сражавшихся бок о бок с нами на крепостном валу, с трудом подняли обломок каменной колонны и спустили вниз по дождевому желобу. Криками радости встретили мы вопли придавленных колонной врагов.

— Вот она, грядущая тьма! — крикнул мне Галахад. Он ликовал: пришел час последней битвы, и этот сильный человек плевал в глаза смерти. Галахад подождал, пока франк добрался до верхней перекладины лестницы, и с силой рубанул мечом. Голова врага отлетела и покатилась вниз, в песок, а обезглавленное тело так и торчало на верху лестницы, преграждая путь взбиравшимся следом франкам. Мы разбирали каменную кладку амбара, превращая обломки камней в боевые снаряды. Франки уже не осмеливались взбираться на стену и с угрожающими криками толпились внизу. Кажется, эта битва осталась за нами. Мы насмехались над врагами, выкрикивая, что их побили женщины, а уж в следующий раз, если они осмелятся приблизиться, в бой вступят наши воины. Не уверен, что они в панике могли расслышать эти насмешки, но, испуганные нашей дружной обороной, отступили. Однако главные их силы все еще ломились в ворота, и грохот тарана смешивался с беспрестанным барабанным боем.

Заходящее солнце удлинило тени, и они протянулись по песку вдоль западной оконечности мыса. Розовые облака покрыли небо. Чайки спрятались в каменных щелях. Двое наших раненых отправились проверить спрятанный корабль и освободить его от камней. Я все же хотел, чтобы он был наготове. Наступал вечер, и начинающийся прилив должен был оттеснить франков от стен. Мы уже готовились праздновать победу.

Но тут с противоположной стороны донеслись торжествующие крики, и мы увидели, что отброшенные от нашей стены франки устремились туда, откуда слышались звуки боя. Мы поняли, что город потерян. Позже, по рассказам уцелевших людей, нам стало ясно, как это произошло. Франкам удалось взобраться на низкую каменную ограду гавани, и они легко проникли в город.

Мы с Галахадом взяли двадцать солдат и повели их напрямик через сооруженные жителями города баррикады, Кулух остался охранять и защищать наш участок стены. Первые клубы дыма поднимались над поверженным городом.

Мы вместе с защитниками главных ворот бежали к центру. За первым же поворотом на каменных ступенях мы увидели врагов, карабкавшихся, как крысы, на крышу амбара. Сотни вражеских копьеносцев нескончаемым потоком захлестывали набережную и устремлялись к вершине городского холма. Их штандарты из бычьих рогов торчали уже повсюду, барабаны гудели непрестанно, и уже слышались в домах визг и вопли захваченных в плен женщин. Слева от нас, там, где франки укреплялись за парапетом набережной, внезапно возникли копьеносцы в белых плащах. Руководил ими Борс, кузен Ланселота и начальник дворцовой стражи. На какое-то мгновение мне показалось, что его появление решит исход битвы и ему удастся отбросить вторгшихся в город франков. Но вместо атаки он повернул своих воинов, и они стремительно понеслись по широким каменным ступеням, ведущим вниз к морю, там на причале стояли маленькие лодки. Отряд Ворса спасался бегством. Среди них я заметил Ланселота, поддерживавшего под руку мать, и спешащих за ним следом перепуганных придворных. Fili в панике покидали обреченный город.

Галахад сразил двух франков, пытавшихся преградить нам дорогу, но позади них улица темнела от черных вражеских плащей.

— Назад! — крикнул я и поволок Галахада в сторону.

— Дай мне драться!

Он пытался вырваться и обернуться лицом к двум другим воинам, бегущим к нам по узким каменным ступеням.

— Глупо умирать!

Я отпихнул его и, сделав ложный замах копьем, вонзил его острие в лицо одного из нападавших. Выпустив древко, я принял удар вражеского копья щитом и поспешил выхватить из ножен Хьюэлбейн. Удар меча пришелся по краю щита франка, и тот, не удержавшись, покатился вниз по ступеням.

— Только ты знаешь, как пробраться через город к нашей бухточке! — прокричал я Галахаду.

Над ступенями крутой лестницы одна за другой возникали фигуры обезумевших от кровавой битвы врагов. На просторной площадке у лестницы была гончарная лавка, изделия хозяина все еще стояли на полках и на столах под навесом аккуратными рядами. Я опрокинул стол, уставленный кувшинами и вазами, под ноги напиравшим врагам, швырнул им в лица подпорки навеса.

— Веди нас! — крикнул я.

Теперь нас могли спасти только тайные тропы. Переплетение аллей и садовых дорожек мог знать лишь давний житель Инис Требса.

Вторгшиеся в город через главные ворота враги отрезали нас от Кулуха и его людей. Галахад вел наш небольшой отряд вверх по холму, свернул налево в тоннель, который тянулся под храмом, затем пересек сад и вывел к стене, на которой стоял бак для сбора дождевой воды. Под нами расстилался разоренный город. Разъяренные франки ломали все на своем пути, желая отомстить за своих мертвых, оставшихся на песке бухты. Плачущих детей усмиряли мечами. Я видел, как один франк, громадный воин в рогатом шлеме, сразил топором прижатых к стене четверых защитников. Дым валил уже из всех домов. Город был построен из камня, но мебель, деревянные крыши и просмоленные лодки горели отменно. Внизу, в море, взбаламученном начинающимся приливом, я заметил крылатый шлем Ланселота на одной из трех улепетывавших лодок, а надо мной в ожидании своего последнего часа розовел в лучах заходящего солнца великолепный дворец. Вечерний ветерок развеивал серый дымок и вздувал белые занавески на дворцовых окнах.

— Туда! — прокричал Галахад, указывая на узкую тропинку. — Идите по ней прямиком и уткнетесь в спрятанную лодку.

Наши люди стремглав понеслись вниз по тропинке.

— Давай, Дерфель! — позвал меня Галахад.

Но я не двигался. Я глядел на вершину холма.

— Скорей, Дерфель! — торопил меня Галахад.

Я не слышал его. В голове моей звучал голос старика. Сухой, ироничный и недружелюбный голос, который словно приковал меня к месту.

— Пошли, Дерфель! — заорал мне в самое ухо Галахад.

«Вверяю тебе мою жизнь, — отдавались в мозгу слова старика. — Порукой твоя честь и совесть, Дерфель Думнонийский».

— Как мне добраться до дворца? — прокричал я Галахаду.

— До дворца?

— Говори как! — гневно крикнул я.

— Сюда, — сказал он, — сюда.

И мы полезли наверх.

Глава 10

Барды поют о любви, восхищаются кровавой бойней, превозносят королей, льстят королевам, но будь я поэтом, то восхвалял бы только дружбу. В друзьях я был счастлив. Одним из них считал я Артура, но из всех моих друзей едва ли не лучшим оставался Галахад. Мы понимали друг друга без слов, но могли часами говорить не умолкая. Мы делили все, кроме женщин. Не сосчитать, сколько раз мы стояли плечом к плечу в стене щитов и сколько раз делили последний кусок хлеба. Люди принимали нас за братьев, да и мы думали так же.

И в тот страшный вечер, когда город под нами полыхал огнем, Галахад понял, что меня невозможно заставить бежать к спасительной лодке, что я нахожусь во власти неодолимого и таинственного зова богов, который заставил меня карабкаться вверх, к плывущему на фоне дымного неба и венчающего Инис Требс дворцу. За нами по пятам поднимался ужас смерти, но пока еще мы опережали его, несясь по крыше церкви, спрыгивая в узкую улочку, протискиваясь сквозь толпу беженцев, которые верили, что церковь — их спасительное убежище. Мы, не останавливаясь, перемахивали один пролет лестницы за другим и наконец оказались на главной улице, охватывающей холм Инис Требс. Франки бежали со всех сторон, стараясь обогнать нас и первыми оказаться во дворце Бана, но мы все же опередили их и вместе с жалкой кучкой людей, уцелевших в этой резне, метались по переходам и площадям.